09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>
08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>
08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>
08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>
08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>
08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>
07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>
07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>
06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>
06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>
Игорь Аверкиев
Октябрь 2009 года
Фотографию взлетающего самолёта трудно отличить
от фотографии приземляющегося.
Светлана Маковецкая
Содержание:
Спасибо за вызов (опубликовано)
Революционеры (опубликовано)
Их план восстания (опубликовано)
Пустое и «Чёрный принц» (опубликовано)
Актуальное спекулятивное (опубликовано)
Пузыри и пирамиды (опубликовано)
Загнанные в угол (опубликовано)
Лики авантюры (опубликовано)
Просто беда (опубликовано)
Плюсы вторжения (опубликовано)
Главное и изгнание (опубликовано)
Мирные предложения (опубликовано)
Нечаянными усилиями нашего губернатора Пермь превращается в город болтунов, временщиков и авантюристов. За последний год Пермь стала этакой всероссийской забавой, провинциальным аттракционом для скучающих от кризисного безделья и безденежья московских и международных креаторов. Каждый из них вполне хорош в своём деле и на своём месте, но, приезжая в Пермь поиграть на досуге в «пермский культурный проект», они совершенно естественным образом, иногда даже не ведая того, превращаются в этих самых «болтунов, временщиков, авантюристов». А город, вместо того, чтобы в своих интересах использовать их мимолётное внимание - отдаётся им на лёгкое поругание.
Дело не в том, что я и подобные мне пермяки против искусства, «культурных точек роста» и прочего – мы против нелепых представлений о том, что именно «изящные искусства» являются единственным для Перми шансом обрести достойное будущее.
Многое из того, что делает команда Мильграма-Гельмана привлекательно, красиво, размашисто, видно, как их прёт на пермской земле. Но она не родная им. Им на ней ничего не жалко. Они её просто пользуют, иногда топчут. Бироновщина в России неискоренима. Да и не только в России.
Городу навязывают не его судьбу, а он, как заворожённый, поглощает чужие неряшливые смыслы. В Перми уже сформировался гламурный политический режим, живущий форумами, премьерами, презентациями. Нельзя допустить, чтобы этот способ жизни поглотил весь город.
Пермяки достойны лучшего и большего, если, конечно, сами займутся обустройством судьбы родного города. «Пермский культурный пузырь», раздутый нашими властями и гостями - это вызов всем нам. Вызов - предъявить, наконец, стране и миру нечто по-настоящему своё, пермское. Но этот вызов могут принять только самостоятельные люди. Они есть в Перми, но свои тоннели в будущее они копают в других местах. В любом случае, спасибо за вызов.
12 сентября 2009 года, 5-ый Пермский экономический форум, второй день, программное выступление министра культуры Пермского края Бориса Мильграма. Самый необычный пермский министр объявляет курс на превращение Перми в «культурную столицу России».
Всё оказалось намного серьёзнее и печальнее, чем я предполагал.
«Пермь – культурная столица» - это не метафора, не очередная PR-находка «креативной команды пермского губернатора» - это претензия на реальный политический курс. Зал - в состоянии от шока до экстаза, в качестве аккомпанемента - вежливый скепсис экспертов.
Курс имеет своё концептуальное обоснование, на первый взгляд, вполне логичное:
Во-первых, «культура – это фактор экономического развития».
Во-вторых, в случае с Пермским краем (в предыдущий период упустившем свой шанс «догнать будущее») культура может стать ГЛАВНЫМ фактором экономического развития, ибо этот курс намного «дешевле» (Мильграм) и «быстрее» (Гельман) любого другого курса, основанного на радикальных изменениях в структуре пермской экономики и требующего несметных инвестиций.
В-третьих, в России свободна ниша «культурной столицы»: Санкт-Петербург из неё уже почти вывалился, никто другой в России на неё не заявился.
В-четвертых, пилотные «культурные проекты» последнего года уже привлекли внимание российской и международной общественности к Перми. В город стекаются (а иногда и остаются в нём) деятели культуры самого различного профиля с самыми высокими российскими статусами.
Спустя 6 часов, на закрытии форума, губернатор Пермского края Олег Чиркунов подтвердил заявление министра культуры и пригласил всех присутствующих на следующий, 6-ой Пермский экономический форум, который так и будет называться: «Культура как фактор экономического развития», а состоится он ровно через год, 10 сентября 2010 года. Губернатор поручил министру культуры готовить этот будущий форум, то есть поручил через год отчитаться перед Краем и Страной о проделанной работе по превращению Перми в «культурную столицу России».
По сути, Борис Мильграм и Олег Чиркунов заявили о решимости «команды губернатора» совершить-таки «пермскую культурную революцию», совершить в реальности. Именно революцию, поскольку превращение миллионника-середняка в «культурную столицу» стопятидесятимиллионной страны требует кардинальной ломки сложившихся в Пермском крае политических, социальных и экономических отношений, подчинив их все этой главной цели.
Конечно, Олег Чиркунов, Сергей Гордеев, Борис Мильграм, Марат Гельман и другие даже не помышляют о революции. Они живут в парадигме реформ. Даже не реформ – проектов. У них такой проект - сделать из Перми «культурную столицу России». И всё. Пермь становится «столицей», «столица» привлекает инвестиции, инвестиции втягивают весь Край в обеспеченное постиндустриальное будущее. Ничего ломать не надо – только созидать. Революционеры рассчитывают на революционные результаты без революционных потрясений. Все знают, что так не бывает. Знают это и они, но почему-то настаивают. В чём дело? Что происходит? Как ко всему этому относиться?
Плохо относиться! Это блеф. Гигантский проектный пузырь! Властная авантюра, которая на фоне грядущего в 2010 году бюджетного кризиса и серьёзного сокращения социальных расходов кажется уже не такой безобидной.
Или это просто безответственность от безысходности?
А ведь в последние месяцы всё складывалось не так уж и плохо.
Стараниями Олега Чиркунова, Сергея Гордеева, Бориса Мильграма и Марата Гельмана, зацикленных на революционной миссии «современного искусства» в российской провинции, в Пермь стали стекаться их партнёры, друзья и клиенты, прежде всего, из Москвы, но также и из Великобритании, Голландии, Бразилии и т.д. Мотивация гостей очевидна и нормальна - с пользой для себя перетерпеть трудные кризисные времена под административной и финансовой крышей пермской власти, увлечённой бюджетным меценатством. Большинство гостей честно отрабатывали положенное на пермских сценах и в пермских залах. Многие искренне увлекались и вкладывались своим талантом в пермскую культурную эпопею.
Совместными усилиями эта разноликая команда всего за несколько месяцев сделала Пермь модной, хоть и в узких, но шумных кругах гламурно-медийных активистов. Апофеозом этой моды стала публикация в «Нью-Йорк Таймс» статьи о «пермской культурной революции».
Случайно обнаружив в Перми население, наиболее харизматичные столичные гости поначалу, как водится, наломали дров, наскандалили, получили по рукам, сделали вид, что не заметили, что получили, но стали внимательнее к провинциальным причудам и помаленьку начали отходить к границам своей естественной ниши, хоть и явно временной, но такой нужной для города. Музей современного искусства, Театр «Молот», 3-4 хорошего качества фестиваля, а, возможно, и Центр дизайна - всё это, в совокупности, вполне могло стать важнейшим стимулирующим элементом пермского культурного пространства.
Но не тут-то было. «Актуальщики» решили радикализовать ситуацию и заявились на «Пермь - столицу».
Правильно ли я понимаю, что «культурная столица» страны по Мильграму-Гельману – это город, в котором прорастает и цветёт всё самое лучшее в отечественной культуре: лучшие театры, музеи, фестивали, художники, писатели, композиторы. «Культурная столица» - это и самая комфортная в стране «резиденция» для маститых Художников и Авторов, и самая «высшая школа» для начинающих Художников и Авторов. Хочешь состояться как композитор или режиссёр - приезжаешь ловить удачу в «культурную столицу», хочешь провести фестиваль, чтобы о представленных на нём произведениях говорили во всей стране – проводишь его в «культурной столице» и т.д. и т.п.
Возможно, это так, но авторы «Перми – столицы», наверное, имели в виду что-то более скромное.
Если из разработанной Маратом Гельманом и Борисом Мильграмом концепции «культурной столицы России» отжать пропаганду и оставить проект, то получится примерно следующее (опираюсь на текст, опубликованный в блоге Марата Гельмана, цитаты в кавычках):
О «цене вопроса» в концепции ничего не говорится. Есть только общее утверждение, что проект «культурная столица России» - «дешёвый проект». Всё это предполагается сделать в городе, в котором так и не нашлось средств на строительство новой галереи, на перенос зоопарка, на реконструкцию набережной.
Но мечтать ведь не вредно. Пусть мечтают, может быть, хоть что-нибудь у них получится. Чего ж в этом плохого. Ведь окрыляет.
Но, во-первых, при всем уважении и любви к родному городу, культурный бэкграунд Перми несопоставим не только с этими городами, но и со многими российскими миллионниками. Не в блеске культурных достижений главные достоинства Перми (хотя и культурные достижения, конечно, есть). Во-вторых, при всём уважении к этим городам, ни один из них не претендует на статус «культурной столицы» своей страны. Более того, все эти города по-своему «монокультурны»: Бильбао – современное искусство, Зальцбург – классическая музыка, Бомбей и Лос-Анджелес – кино, Милан – оперная музыка и фэшн-индустрия. Пермь же, в концепции Бориса Мильграма и Марата Гельмана, претендует на культурную универсальность.
Зачем придираться к мелочам. Все ведь понимают, что речь идёт о превращении Перми в российскую столицу «современного искусства», прежде всего, изобразительного и театрального. Этим они и собираются заниматься и пусть занимаются. Всё остальное - фантики.
Вот она - магия манифестов! Сам видел: когда Борис Мильграм зачитывал «концепцию столицы» на Пермском экономическом форуме, многие слушали завороженно – очень хотелось верить в счастье.
Но ведь очевидно, что без красиво и логично изложенных целей - нельзя. Они вдохновляют и указывают направление движения. Революций без манифестов не бывает.
Да, это правда. И это, по сути, единственный в «концепции столицы» вариант ответа на вопрос: а какими запускающими ресурсами мы располагаем, чтобы начать этот проект? Запускающий ресурс у «пермской культурной революции» действительно один – губернатор.
Но это пока губернатор - единственный ресурс. Для старта достаточно. Они же разумные люди. Губернатор знает, на что идёт, если соглашается на «столицу». Значит, есть уже какие-то заделы в Москве, гарантии по деньгам и т.д.
Это просто невозможно. Кризис пока даже не рассматриваем. Во-первых, медведевско-путинский режим никогда не примет решения о поддержке проекта «Пермь – культурная столица России» (кстати, по вполне рациональным причинам), а только в этом случае можно было бы рассчитывать на серьёзное федеральное финансирование. Или авторы проекта рассчитывают уже на следующий режим и знают, чего от него ждать?
Во-вторых, если Пермь, вдруг чудом раскрутившись, всерьёз заявится на крупный европейский культурный центр, Еврокомиссия, скорее, вложится в подрыв этого проекта, чем в поддержку. С одной стороны, стратегическая финансовая поддержка этого амбициозного проекта означала бы серьёзную политическую поддержку медведевско-путинского режима, что для европейских институтов невозможно по определению (долго объяснять, почему). В крайнем случае, Еврокомиссия может задуматься над тем, не поддержать ли этот проект как оппозиционный Кремлю. С другой стороны, финансовая поддержка «российской культурной столицы» означала бы для Еврокомиссии взращивать конкурента для собственных культурных центров: тех же Зальцбурга, Бильбао, Эдинбурга, Барселоны и др. Мы европейцам чужие, как ни печально (цивилизационное родство они признают позже, когда будет поздно). Авторы «столичной концепции» путают культурную благотворительность с культурной политикой, а европейская солидарность - вещь гораздо более серьёзная, чем европейская благотворительность в России.
Примерно то же можно сказать и о западных благотворительных фондах. К тому же, благотворительные фонды стараются не участвовать в большой политике, а «культурная столица России» - это именно большой политический проект. Да и западные фонды просто уходят из России, и эта стратегия необратима. Что остаётся? Только частные инвесторы: отечественные и иностранные. Тогда вспоминаем мировой финансовый кризис и то обстоятельство, что для многих институциональных доноров и инвесторов поддерживать Музей современного искусства как частную инициативу - это не то же самое, что поддерживать Музей современного искусства как часть политического проекта властей.
Да всё проще у них. Не собираются они ничего политизировать. «Пермь – культурная столица России» - никакой не политический курс, а слоган для привлечения людей, идей и денег в культуру.
Итак, почему этот проект невозможен. Самые простые, первичные возражения:
Во-первых, реализовывать этот проект явочно, по-настоящему революционно, да и просто оппозиционно авторы неспособны. А санкции Кремля на превращение Перми в «культурную столицу России» (аналогично, к примеру, санкции на превращение Казани в центр евразийского мусульманства) нет и не может быть.
Во-вторых, у авторов нет «стартового капитала» для запуска проекта (не путать с запуском демонстрационной кампании по поводу проекта). Что касается подразумеваемых административного ресурса краевой администрации и бюджета Пермского края, то в реалиях 2010 года они бесполезны для проекта.
В-третьих, «а мужики-то не знают». Очевидно, что город не готов бросить всё и заняться «культурным строительством» и даже обслуживанием чужого «культурного строительства».
В-четвертых, для авторов просто не существует мирового финансового кризиса и бюджетного дефицита в следующем году. Проект настолько наивно утопичен, что даже не верится.
В-пятых, на самом деле, «культурных столиц» в мире не существует – это метафора. Основная масса культурных событий и феноменов во всех странах мира концентрируется в национальных столицах или распределена между двумя-тремя главными городами, но «контрольный пакет» всё равно у официальных столиц. Национальных же специализированных культурных центров в стране может быть и несколько.
В-шестых, социальная база «пермской культурной революции» бесконечно узка и ненадёжна: московские и пермские партнёрские и клиентельные группы «вождей революции» плюс некоторое количество экзальтированных девушек и великовозрастных юношей из пермской околокультурной тусовки.
Однако, «столичный проект» не просто нереалистичен (если б только это – бог с ним, пусть упражняются) – он вреден для Края и города.
Если прогнозировать последствия «столичного проекта», то выбор сценариев невелик.
Сценарий первый. Если команда Чиркунова-Гордеева-Гельмана-Мильграма честно собирается делать из Перми «культурную столицу России», то город обречён на абсурдную стратегию развития с неминуемым крахом и растратой впустую разнообразных краевых ресурсов и гражданской энергетики пермяков, включая энергетику сопротивления. На год-два город отвлечётся на пустое, прервет собственную естественную логику развития. В Перми вызревают свои проекты «прыжка в будущее». Спасибо «культурным революционерам», с их подачи работы в этом направлении активизировались, хотя в общих чертах основные «группы прорыва» уже предъявляли свое видение. Другое дело, что пермским властям милее и безопаснее играть в «культурную столицу» - этакая «светская революция» в хорошей кампании.
В этом сценарии есть и совсем утилитарные риски. В 2010 году пермские власти, как и все другие власти в России, должны будут сосредоточиться на преодолении последствий бюджетного дефицита – время абсолютно неуместное для больших культурных проектов под эгидой властей.
Сценарий второй. «Пермь - культурная столица России» - это обманка, маркетинговый пузырь для привлечения средств в более скромный, очень специфический и потому менее привлекательный для инвесторов проект «российского центра актуального искусства» (Музей « Permm», театр «Молот», несколько профильных фестивалей и т.д.). Результат, как ни странно - тот же самый, почти в те же самые сроки. Блеф есть блеф. Пузырь лопнет очень быстро (не то время для пузырей – очень мало свободных и лёгких денег в стране и мире), никакой прочной основы для «российского центра актуального искусства» создать не получится. «Актуальщики» помаются немного, да съедут с квартир. Но имиджевые потери для Перми будут более серьёзными. В первом сценарии хоть «столицу» не удалось бы построить, а в этом случае всё уж совсем неприлично - «с Пермью погусарили и бросили». Город болтунов и лохов-лопухов. Пресловутые «Нью-Васюки» окончательно обретут в Перми очень «современную» и жутко «актуальную» квартиру.
Нас используют, мы поддаёмся – это разврат.
Очевидная абсурдность проекта «Пермь – культурная столица России» не может не бросаться в глаза. Кажется невероятным, как эти вполне вменяемые, ответственные люди могли родить такой бред. Что-то тут не так.
В команде «культурных революционеров» есть только один человек, для которого абсурдность проекта не проблема – Марат Гельман. Абсурд, бред, множащиеся конфликты – это так захватывающе, так драматично. Абсурдность проекта - часть игры. Ведь возможно всё, если это интересно и ново. Проекты в мире концептуального искусства самодостаточны, эгоцентричны и социально стерильны, несмотря на формальную актуальность, они лишь паразитируют на реальности, используют её для самовыражения.
В лице Марата Александровича мы столкнулись с особым жанром «концептуального искусства». В Перми этот жанр можно назвать «гельмановщиной», по имени самого яркого его представителя. «Гельмановщина» - это такой вид художественной самореализации, когда объектом, предметом, а иногда и инструментом художественного творчества выступают политические и общественные практики и институты. Ареной хэппенингов и перформансов становятся уже не улицы и площади, а политические проекты и общественные дискурсы, субъекты федерации и администрации губернаторов, творческие союзы и экономические форумы. Художник в этом жанре выступает в роли социального или политического актора, но при этом остаётся художником. Его не волнует политический или социальный результат «постановки», её финансовая эффективность или электоральные последствия – его волнует драматическая логика событий, их символическая наполненность, драйв креатива, возможность «выйти на катарсис» или что там ещё.
Основной творческий инструмент «гельмановщины» вполне актуально-концептуален – это провокация событий, провокация как источник нового, необычного: вот если я декорации вниз головой поставлю, как поведут себя актёры? А зрители как? А если ещё так? А если вот этак?
В рамках этой гипотезы «пермская культурная революция» - это история и драма, разворачивающаяся по воле демиурга-провокатора, а «Пермь – культурная столица России» - это такой многосерийный хэппенинг, разыгрываемый Маратом Гельманом для родственников, друзей, партнёров, клиентов и посетителей своего блога.
На другом языке, пермские деяния Марата Гельмана – это классическая авантюра в духе графа Калиостро – авантюра как жанр искусства, с искрометным охмурёжем властей, эстетизацией всего, от лести до мести.
Вот такой у нас «Черный принц»(1) пермской культуры. Трудно не демонизировать большого талантливого человека.
Да, несмотря ни на что, Марат Гельман не может не вызывать симпатии, причём не только у мазохистов и сорокалетних девушек. Многое ему можно простить за результативность, во многом можно было бы его поддержать: и в залах, и на подмостках, и в кабинетах, только бы он людей и городов не касался своим концептуально-актуальным талантом. С какой концептуальной лёгкостью он матерится, с такой же концептуальной лёгкостью он и политико-художественные эксперименты на живых людях ставит. Раж демиурга его погубит. В Перми Марата Александровича, конечно, окоротят... но не безжалостно.
Пермский Музей современного искусства представляет пермякам, условно говоря, 1/5 часть современного искусства. 1/5 не от жанра «современное искусство», а 1/5 от искусства, существующего сегодня в мире. И, судя по всему, ничего другого, кроме этой 1/5, мы в стенах пермского Музея не увидим – таков выбор команды Музея: только «концептуальное искусство», оно же «актуальное», оно же «современное». Именно этот творческий жанр и представляли все 4 выставки, прошедшие в Музее за год существования.
***
Виртуально-спекулятивная экономика финансовых пузырей и пирамид, доведшая мировое хозяйство до его сегодняшнего плачевного состояния, не могла не найти своего отражения в культуре. И нашла, создав в мире образов своего двойника - «актуальное искусство». «Актуальное искусство», как и «экономика пузырей», живёт в безвоздушном пространстве синтетических символов и смыслов, где реальную «потребительскую стоимость» приобретают не предметы, образы и чувства, а мнения о них, точнее, «статус мнения в системе мнений». По сути, «виртуальная экономика» и «актуальное искусство» являются спекулятивными конструкциями, создающими стоимость посредством манипуляции со спросом-предложением(2). В случае с «актуальным искусством» мы платим деньгами и/или вниманием не за эстетическую ценность произведения (не за его «прекрасность»), а за его «актуальность», которую нам объясняют/навязывают в «концепции произведения». Именно поэтому «актуальное искусство» ещё называют «концептуальным».
Кстати, как только мы перестаём относиться к «актуальному искусству» как к искусству (носителю «прекрасного»), тут же снимается и его спекулятивная составляющая. Ведь спрос на «актуальность» реально существует, только предъявляется он не в художественных музеях.
«Актуальное искусство» не ставит перед собой эстетических целей. «Художественность» в его случае - не цель, а средство, лишь один из инструментов для создания образов. «Актуальное искусство» призвано не восторгать, как все другие виды искусства, а удивлять, как цирк, луна-парк, зоопарк и прочие собрания диковинных вещей. Именно удивляя, «актуальное искусство» с успехом формирует моду, но не создаёт ценностей, не воздействует на духовный мир человека. «Актуальное искусство» - просто не искусство.
Для «актуального искусства», как и для «виртуальной экономики», потребитель (зритель-посетитель) становится фигурой сугубо ритуальной и мало что значащей в судьбе самого «актуального искусства». В любой спекулятивной модели потребитель - фигура малосущественная, так как «операторы рынка» нашли способ манипулировать континуумом спроса-предложения, приспосабливать его к своим нуждам (вспомните предкризисную историю с ценами на нефть). Но и без потребителя тоже нельзя – спросом кого тогда манипулировать, чтобы зарабатывать. Зритель при «актуальном искусстве» - этакое досадное, но неустранимое обременение. Зрительский спрос в «актуальном искусстве» сам по себе не существует – он только может быть создан. Чем, собственно, и занимаются «актуальщики» в Перми.
Искусство существует благодаря некоей объективности – подсознательной тяге человека к прекрасному, к «одухотворённой гармонии». Вспышка восторга, головокружительное погружение в прекрасное при восприятии настоящего произведения искусства – это едва ли не единственная для человека возможность личного, хоть и мимолетного, прорыва в Возвышенное, в непознаваемую вечность бесконечности. «Актуальное же искусство» живёт благодаря другому феномену – удивлению, суть которого - в эмоциональной фиксации человеком несоответствия наблюдаемого им предмета или явления имеющемуся у него опыту.
Приходя в «музей актуального искусства» и просто удивляясь, мы перестаём быть потребителями художественных образов – мы уже не зрители. Мы – всего лишь свидетели (в лучшем случае, наблюдатели), прохожие в мире «актуального искусства», на мгновение сконцентрировавшие свое внимание на забавном, странном, нелепом, уродливом, безобразном – хоть каком, главное, удивляющем. Удивляться можно хоть чему, не соответствующему нашему опыту. Восторгаться можно только прекрасным. В этом - гигантская разница между искусством и «актуальным искусством»(3). Прекрасное –эксклюзивно. Удивляющее – повсеместно. Чем меньше знает человек, тем большему удивляется.
И прекрасное, и удивляющее доставляют нам удовольствие. Но эмоциональный смысл этих удовольствий («восторга» и «удивления») принципиально различен. Здесь не место вдаваться в суть и описание их различий, но для всех очевидно, какое из удовольствий является «высшим», а какое - «низшим» в человеческой шкале эмоциональных состояний.
Между зрителем и произведением искусства происходит духовный энергетический обмен, суть которого - в эмоционально насыщенном, страстном распредмечивании прекрасного. Между наблюдателем и «актуальным произведением» такого духовного обмена не происходит. «Актуальное искусство» ведёт себя не как искусство – оно не предлагает нам попробовать «прекрасного». Но самим «актуальщикам» бесконечно выгодно называть свой «способ производства образов» именно «искусством» - это, собственно, и есть спекуляция – искусственное завышение цены. «Актуальное искусство» делает вид, что оно «искусство», и тем самым увеличивает свою «стоимость» (уходит из разряда «цирка-зоопарка»). Без добавки «искусство» «актуализм-концептуализм» был бы ещё одним «аттракционом», скоплением необычных осовремененных образов. И спрос на это есть. В историческом, мемориальном или краеведческом музее мы удивляемся «диковинкам» из прошлого; в «музее актуального искусства» мы удивляемся выдуманным диковинкам из настоящего. Но «актуальщики» понимают, что это «низкий спрос», и комплексуют, натягивают на себя «искусство».
Конечно, на выставках «актуального искусства» мы можем встретить и настоящие произведения искусства (как это, например, было на «Русском бедном» в лице Валерия Кошлякова, Сергея Шеховцова, Александра Бродского), но это либо «творческая случайность», когда в «актуальщике» проявляется художник и он вываливается в «пространство прекрасного» (по-моему, так получается иногда с «Синими носами»), либо художник вынужден (не обязательно осознанно) мимикрировать под «актуальность», чтобы прорваться на рынок(4). В последние сорок лет «актуальное искусство» настолько доминировало в «индустрии образов», что многие «художники по рождению» зачастую просто не имели иного способа полноценной самореализации, кроме «актуально-концептуального».
В общем, если в современной экономике существует «реальный сектор» и его спекулятивный образ - «виртуальная экономика», то и в современной «индустрии образов» существует искусство и его спекуляция в виде «актуального/концептуального искусства». Подобно тому, как вследствие глобальных цивилизационных обстоятельств последней трети ХХ века и начала ХХ I «реальный сектор» экономики был подчинён «виртуальному», «экономика пузырей» господствовала над «экономикой товаров и услуг», так же и искусство, которое, кстати, никуда и никогда не исчезало, оказалось в тени «актуального искусства». Я бы даже сказал, что искусство было порабощено «актуальным искусством». «Удивляющее» делало вид, что оно «прекрасное», «прекрасное» было вынуждено делать вид, что оно «удивляющее». Но сейчас маятник качнулся в обратную сторону.
Я не против актуального искусства, как не против цирка, планетария, зоопарка(5) или питерской кунсткамеры. Не против до тех пор, пока цирк не называет себя спортом, планетарий - научно-исследовательским институтом, зоопарк – заповедником, а кунсткамера - музеем изящных искусств.
Сегодняшний кризис – это не только кризис виртуализированной экономики рубежа тысячелетий, это и кризис культуры, симметричной этой экономике. Феноменами этой синтетическо-виртуально-проектно-концептуально-спекулятивной культуры являются не только «актуальное искусство», но и многое другое:
и многие, многие другие «пузыри», раздувшиеся на спекуляциях вокруг человеческих слабостей.
Эпоха постмодерна заканчивается. Смыслы готовятся возвращаться на свои места. Призрак нового гуманизма блуждает в эмпиреях. Люди жаждут человеческой натуральности, видовой укоренённости. Мир соскучился по очевидно прекрасному, естественно хорошему и неагрессивно доброму. Мир готов к отрицанию актуально-концептуальной культуры, безразличной к человеческому в человеке. Но Перми не повезло. Поношенное «актуальное искусство» (а к нему подтягиваются и другие детища уходящей эпохи) нашло у нас одно из своих пристанищ.
Упавшее с неба «актуальное» имело успех у пермской публики. Помните, как когда-то, очень давно, в начале девяностых, мы думали, что бесчисленные «товарно-сырьевые биржи» и есть суть и нерв рыночной экономики. И где сейчас эти биржи? И что такое сегодня сам рынок? Так будет и с «актуальным искусством» в Перми. Очень скоро мы поймём, что это далеко не всё современное искусство и даже не совсем искусство(7).
Актуальное искусство в Перми – не взлетающий, а садящийся самолёт. Пик своего могущества, культурной монополии оно пережило, теперь плавно оседает в одной из жанровых ниш где-то на границах большого искусства, рядом с дизайном и фольклором. В этом своём качестве оно ещё долго будет жить и радовать своих поклонников, но никогда уже не будет в центре зрительского внимания. На этом фундаменте «культурной столицы» не построишь. Да и не только «столицы».
Главная проблема промоутеров «актуального искусства» (и других представителей субкультуры «винзаводов») в том, что они – люди постмодерна, так сказать , в классическом варианте. Сегодня люди постмодерна ещё остаются модными, но уже перестали быть современными. Будущего они уже не определяют, своими усилиями они фиксируют прошлое. 11 сентября 2001 года постмодерн действительно умер, точнее, его самолёт стремительно пошёл на посадку. Шутки кончились.
Политико-культурно-градостроительные события в Перми развиваются по всем правилам «виртуально-концептуального жанра». А с приходом в Пермь «генерации актуальщиков» события обрели прямо-таки классические для этого времяпрепровождения формы.
***
«Пермский культурный пузырь» – это спекулятивное раздувание в Перми революционной миссии «культуры». При этом сама «культура» по факту оказывается почти исключительно «актуальным искусством». Для надувания этого «пузыря» используется череда очень простых риторических подмен, причём, я думаю, делается это даже больше по наитию, чем «из заговора». «Концептуальное искусство» - это «актуальное искусство», «актуальное искусство» - это «современное искусство», «современное искусство» - это, собственно, и есть всё сегодняшнее «искусство», а «искусство», собственно, и есть «культура» или, по крайней мере, её основа, фундамент. Поэтому, если хочешь развивать в Перми культуру, то в рамках «региональной культурной политики» тебе как-то, само собой разумеющимся образом, приходится поддерживать очень конкретное «актуальное искусство» в виде Музея « Permm», Театра «Молот», Центра развития дизайна и нескольких фестивалей в той же парадигме. Для усиления этого эффекта используются такие PR-конструкции как «Пермь – культурная столица России», «культура как фактор экономического роста», «поддержка культурных проектов самым либеральным губернатором России» и т.п.
«Культура как шанс для прорыва Перми в постиндустриальное общество», «культура как «точка роста» в городе с индустриальной структурой экономики» – это претензии на серьёзные инвестиции, которые, если появятся, не мытьём так катанием, будут вкладываться в создание «пермского заповедника концептуального искусства», поскольку в среде «пермских культурных революционеров» именно он на самом деле и считается истинной точкой пермского роста(8).
Никакой пузырь в условиях кризиса долго надуваться не может: либо спонсоры быстро разберутся, что к чему (если вообще объявятся), либо губернатор сменится, либо взбунтуются те деятели культуры, которые посчитают себя использованными и недополучившими, либо ещё что. А будет и то, и другое, и третье, поскольку спекуляция есть спекуляция, блеф есть блеф.
Пермь, в отличие от Бильбао, Зальцбурга и прочих «революционных символов», один из крупнейших национальных промышленных центров. Город с трёхвековой историей тотальной индустриализации, с такими мощными, глубокими и специфическими инженерно-пролетарскими корнями(9), что чахоточная внешняя эстетизация городского уклада как доминирующая тенденция городского развития не просто неуместна, она - бессмысленна. Социально-экономически Пермь мощнее и однообразнее «городов-примеров», а, следовательно, и инерционнее. Городу проще и естественней полностью маргинализоваться, умереть, чем стать «культурной столицей России».
«Цена культуры (в смысле изящного искусства)» в Перми завышена и не может не обвалиться, как цены на нефть, с соответствующими же последствиями.
Индустриализм Перми в сегодняшнем мире, конечно, проблема. Очень серьёзная проблема. Но и решение этой проблемы - в переупаковке, переосмыслении этого же самого индустриализма, другого-то материала для строительства будущего у Перми нет. Да и материал, в общем-то, неплохой, прочный, нужно только понять, что и как из него создавать в сегодняшних условиях. Конечно, всё это проще сказать, чем сделать, но другого выхода нет. Можно, правда, продолжать слушать сказки и обслуживать сказочников.
***
«Пермская проектная пирамида» – это когда проекты привлекают проекты. В «проектной пирамиде» проекты важнее результата, соответственно, отсутствие результата порождает новые проекты. «Проектная пирамида» - традиционная забава пермских властей, «москвичи» и «западники» лишь добавили в неё блеска.
Проекты в Перми бывают разные: культурные, градостроительные, социальные, политические. Проект в современном обществе – это символ нацеленной на результат деятельности и символ развития. Именно этой символической составляющей он и оказался ценен для российской, и особенно пермской, власти. Проект из вполне практичного «плана под цель» превратился в PR-инструмент. «Символическое проектирование» стало в Перми отраслью региональной экономики, со своей инфраструктурой, высококвалифицированными, но в основном привлечёнными, кадрами, административным и медиаобеспечением. С помощью «проектной индустрии» создаются и сохраняются рабочие места, осваиваются миллионы бюджетных денег, зарабатываются экспертные репутации, делаются политические карьеры, создаются бесконечные информационные поводы и медийные события, надуваются социальные, политические и культурные феномены, поддерживаются на плаву не только люди, но и целые организации, сообщества.
Смысл «проектной пирамиды» очевиден: для власти - это способ симулировать активность и развитие, при неспособности или невозможности демонстрировать то и другое на практике. Для экспертных групп и сообществ – это гарантированное и, как правило, расширенное воспроизводство спроса на них.
В «проектной пирамиде» люди зарабатывают не на реализации проектов, а на их разработке и презентации. Поэтому реализация проектов возможна, но не обязательна. Точнее, в рамках «проектной пирамиды» реализуются лишь малобюджетные проекты, гарантирующие властям не результат, а высокий демонстрационный эффект (проекты переупаковки уже существующего, а не создаваемого заново): например, «Покупай пермское» или Музей современного искусства. Кстати, сам по себе Музей, как здание, действительно, обошёлся нам очень дёшево: после небольшого, почти косметического ремонта здание Речного вокзала сразу стало Музеем современного искусства. Всё остальное и самое дорогое - проведение выставок - в основном финансовая заслуга Сергея Гордеева(10), чьи ресурсы, видимо, все же исчерпаемы. Но Музей - ничто без стабильного фонда на проведение выставок и создание собственной экспозиции. Фонда этого нет. Нет и постоянной экспозиции Музея. По большому счёту, Музей пока – это только здание и персонал. Но есть мощный политический эффект от самого факта существования Музея – он главный материальный аргумент «практической состоятельности» пермских властей и возможности превращения Перми в «культурную столицу России».
Есть ещё один вариант «проектной пирамиды» - это когда помпезно запускаемые в реализацию проекты очень скоро тихо сворачиваюся, люди о них забывают, жизнь не изменяется, с шумом запускаются новые проекты – но у людей остаётся почти подсознательное ощущение, что в этой сфере постоянно что-то происходит, изменяется. Такова модель реформирования пермского общественного транспорта. Помните, введение книги жалоб якобы в каждом автобусе, предложение пассажирам пользоваться GPRS-навигацией для ориентации в движении автобусов по маршрутам, вечно неработающие электронные табло на остановках. Обслуживать нас общественный транспорт лучше не стал, серьёзных изменений в «реальной транспортной экономике» добиться так и не удалось (срыв введения конкурсных процедур в распределении транспортных маршрутов), но кипучая, креативная деятельность налицо. Очень эффектная и по-настоящему результативная акция с созданием выделенных трамвайных линий не изменила ситуации в целом. И так во многих сферах «пермского народного хозяйства»: в общем ресурсе властных усилий символические, демонстрационные действия явно доминируют над продуктивными.
В Перми экспертный бизнес и власть сливаются в проектном интересе, взаимопроникают друг в друга. Различные экспертные сообщества имеют в пермской власти своих представителей, лоббистов с должностями и статусами. Примеры на виду. Сенатор Сергей Гордеев привёл за собой целый пул западных экспертов в сфере градостроительства, обеспечил их серьёзными заказами. Институт экономики города еще с трутневских времён обслуживает нужды пермской мэрии.
Не знаю, заметил ли уже кто, но с лёгкой руки нашего «Чёрного принца» Пермь становится вотчиной «Справедливой России», и только потому, что фаворит(11) губернатора возглавлял, а, может быть, и всё еще возглавляет экспертную команду этой партии.
С лёгкой руки директора Музея губернатор теперь увлекается левыми экономическими концепциями в исполнении экспертов «Справедливой России». Справедливороссовские политтехнологи, поддержанные региональными властями, пытались запустить из Перми нелепый общероссийский проект «платного волонтёрства», слава богу, задавленный пермскими гражданскими организациями в зародыше. На местных телеканалах, ни с того, ни с сего, федеральные новости комментируют справедливороссовские депутаты. На 5-ом Пермском экономическом форуме с приветственной речью выступает заместитель председателя Совета Федерации от «Справедливой России» депутат Александр Бабаков (единственное официальное выступление на Форуме от российской партии). В качестве главного специалиста «по обществу» от краевой администрации стал выступать печально известный «платным волонтёрством» некто профессор Николай Новичков, справедливороссовец, депутатский помощник того же депутата Александра Бабакова и, судя по Экономическому форуму, личный помощник Марата Гельмана.
Как обрушиваются пирамиды в экономике - все мы знаем, но также они обрушиваются и в политике: все труднее привлекать внимание к символическим проектам, все больше людей им не верят, всё меньше политический эффект. Разоблачения, скандалы, обрушения, поиск крайних.
Пузыри лопаются, пирамиды рушатся. Никуда от этого не деться.
Команда губернатора и её клиентельные группы вступили в тягостную полосу неопределённости. Никто сегодня не знает, будет ли через год Олег Чиркунов на своем месте или уже совсем скоро, мы все, лицом к лицу, столкнёмся с новым пермским губернатором, который с яростью будет уничтожать достояние слишком самобытного и слишком всех раздражающего Чиркунова. Судя по атмосфере, сгущающейся над зданием номер 14 по улице Куйбышева, вероятность, что в 2010 году Олег Анатольевич покинет свой сегодняшний пост очень велика, и дело даже не в том, как оценивает Кремль «режим Чиркунова» - кто его знает, как он кого оценивает – а в том, что сам Олег Анатольевич и его курс подошёл к некой черте, это видно. Не хотел бы я быть сегодня на месте этого, во многом замечательного, человека – и остановить начатое нельзя, и довести до логического конца невозможно – последствия неуправляемы.
Поэтому авантюризм в ближайшем окружении губернатора, и, прежде всего, в культурной отрасли, насыщенной харизматиками, будет нарастать, фавориты стремительно будут менять друг друга, перераспределение существующих пермских ресурсов будет всё более наглым, ожесточённым, конфликты будут плодиться и с жаром политизироваться.
Представьте себе пермскую судьбу Бориса Мильграма, Марата Гельмана, Музея современного искусства, «Театра-Театра» с Театром «Молот» и много прочего без благорасположения и покровительства губернатора Чиркунова. Не представляется. Нет их без него. И не будет их, как только не будет его, на этом посту, в этом городе.
Миссии Бориса Мильграма и Марата Гельмана немыслимы без высочайшего покровительства. Таков тип их культурной самореализации. В отличие от гигантов их мира, они самореализуются не «вопреки», а только «благодаря». Их потенция вторична по отношению к условиям существования. Ни художник, ни импресарио, конечно же, не могут жить без покровительства, их труд слишком опосредованно связан с потенциальным спросом, они не могут рассчитывать на стабильную самоокупаемость. Вопрос в том, что является толчком для бума самореализации: внутренний позыв творца или внешнее благоприятствование.
Даже если случится маловероятное и пост пермского губернатора займёт лояльный к Олегу Чиркунову человек, это вряд ли что-то изменит в судьбе «революционеров» - они могут работать только под полным прикрытием. Постсоветские чиновники и пожилые постинтеллигентные люди называют это «вседозволенностью».
Если я ошибаюсь, и всё гораздо круче и правдивее, чем выглядит, то через год после ухода Олега Чиркунова мы должны будем обнаружить Марата Гельмана всё на том же посту директора Пермского музея современного искусства, Бориса Мильграма – министром культуры, Сергея Гордеева – сенатором от Пермского края, «Справедливую Россию» - ведущей фракцией пермского парламента, а саму Пермь – на завершающем этапе «культурной революции»: «лучший в России театр, музей и вуз»; «фестивальное событие - каждый день»; пермская киностудия выпустила в прокат первые несколько фильмов; край и город, оснащённые удобной и дешёвой для киноиндустрии инфраструктурой, наполнены съёмочными группами из Москвы и Европы; ещё вот-вот и город станет «Меккой» российских дизайнеров, клубящихся вокруг «Центра развития дизайна; по улицам Перми группками и поодиночке прогуливаются российские и зарубежные культурные знаменитости, живущие и творящие на стипендии пермского правительства в пригородных особняках; в крае - инвестиционный и туристический бум, которым способствуют серьёзное снижение преступности и качественный скачок в благоустройстве и городском сервисе (чёрт, самому понравилось).
На самом деле, действительно, в Перми - возможно всё, но только ни в такие сроки, ни с этими мотивами, ни с этими людьми и ни под этим соусом.
Кстати, гипотеза. Проект «Пермь - культурная столица России» – действительно фиктивный проект, но у него вполне практичная функция - это способ для «революционеров» сохранить лицо, PR-перестраховка на случай аврального свёртывания главного проекта - «Пермь - заповедник концептуального искусства» (это моё название). То есть, если губернатор уходит и все обязательства повисают в спёртом воздухе нового режима, то реабилитирующая PR-конструкция очевидна: «Мы начали великий проект! Пермь ждало возрождение, но нам не дали!». Одно дело - просто оставить провинциальный музей или театр и вернуться в Москву, не просчитав «принимающих ресурсов региона». И совсем другое дело - возвращаться в Москву, не достроив «культурную столицу России» по вине провинциальных «реакционеров и гопников», и с намёками на «непонимание Кремля».
Конечно, «культурная столица России» - дешёвый проект, но лишь в сравнении с другими «революционными проектами», вроде «Пермь - центр промышленных инноваций». Возможно, «культурная столица» стоит не сотни миллиардов рублей и, быть может, даже не десятки миллиардов, а всего лишь несколько миллиардов рублей на первое время. Но и их откуда-то нужно взять (одна инфраструктура культуры столичного уровня чего стоит). В конечном счёте, «столицу» делает Столицей большой стиль и большой вкус. И то, и другое стоит больших денег. Где их брать будем?
Варианта всего три. Первый - взять извне (субвенции, инвестиции, кредиты, гранты и т.п.), но там, во вне, ничего серьёзного (по крайней мере, на культуру) уже не осталось – кризис и его двух-трёхлетние последствия никто не отменял. Второй вариант – «заработать», найти новые источники для значительного пополнения краевого бюджета и потратить добытое на культурное остоличивание Перми. Но об этом варианте никто из заинтересованных ответственных лиц, «даже в порядке бреда», ничего не говорит. И третий вариант – выкроить из того, что есть: из регионального и муниципального бюджетов, урезать то, другое, перераспределить, ещё чего-нибудь оптимизировать-реструктуризировать – и направить высвободившиеся средства на фестивали, выставки, концерты, новые вузы, гостиницы, залы, СМИ, на оплату сотен высококлассных специалистов, обслуживающих культуру столичного уровня. И всё это уже в 2010 году (проект ведь не только «дешёвый», но и «быстрый»), которого с еле скрываемым ужасом ждут российские власти всех уровней, предвидя реальные серьёзные последствия кризиса: сокращение бюджетов на 10-30%; обмеление пенсионного фонда; возможно, реально массовая безработица и прочее.
Чтобы стать культурным магнитом и эпицентром для всей России на многие годы (не говоря уже о мире), Перми нужно во много раз увеличить интенсивность и качество сегодняшней, уже пережившей серьёзные вливания, культурной жизни. Здесь ЖЖ-шным PR -ом, заказными статьями в американских газетах, одним новым музеем и одним новым театром с 59-ю фестивалями, большинство из которых высосаны из пальца бюрократами от культуры, уже не обойтись. Вспомните культурный календарь Перми в последний год, умножьте число событий хотя бы на три и представьте, как эту ораву деятелей охмурить, зазвать, организовать, оплатить, разместить, обеспечить адекватной публикой и приличными площадками в сегодняшней Перми. За 10-20 лет, при сносном финансировании, социальной стабильности и невероятном везении, еще можно попытаться как-то выйти на эти рубежи. Но ведь столицу обещано сделать «быстро», даже если это быстро – 5 лет.
***
«Реформы сверху» - дело обычное. В основном, они такими и бывают: на то они и реформы – «улучшение формы». Но вот революция сверху – уже абсурд.
Да, революции делают элиты (точнее контр-элиты), но только в опоре на Согласие и Участие (как минимум, в дележе) значительной части населения. В противном случае «коренная революционная ломка» захлебнётся в протесте «подавляющего большинства».
Какую бы революцию, какие бы элитные группы ни замышляли, они должны понимать – Большинство должно получить свою выгоду. Если вы действительно решились на «коренную ломку», вам не обойтись без аналога «мира – народам, земли - крестьянам, заводов – рабочим».
Кого заводит «превращение Перми в культурную столицу России»? Остатки интеллигенции, зачатки интеллектуалов, гламурную публику, аутичную креативную молодёжь (12)? Сколько их в миллионом городе? 20, 50, 100 тысяч? Не больше. И главное, социально они не доминируют в городе, хотя, в какой-то степени, контролируют СМИ и вовлечены во власть. А остальные? А жители спальных районов, постепенно превращающихся в пермские гетто? А самая социально-активная и многочисленная часть российского народа - пенсионеры? А десятки тысяч юных пермских «гопников», жаждущих самовыражения в иных актуальных жанрах? А наша массовая низовая бюрократия, способная своим саботажем, в виде бездумной исполнительности, мягко опрокинуть любое нововведение (что сейчас и происходит с реформами в пермском образовании и здравоохранении)?
Что могут пообещать-дать Сергей Гордеев, Борис Мильграм и Марат Гельман оставшимся 900 тысячам «простых пермяков», не озабоченных ни актуальным, никаким другим из искусств, чтобы те разрешили им устроить из Перми «культурную столицу России»? Что именно они выиграют в своём собственном городе? Что заставит «крохалевку»(13) терпеть заполнивших улицы «культурной столицы» «пидоров», «жидов» и «нефоров»? Именно так, хотим мы того или нет, будут мыслить предлагаемую «культурную революцию» десятки тысяч пермяков. И «культурные революционеры» должны знать, что ответить им, что предложить в обмен на лояльность. Дело не в том, нравятся или не нравятся кому-то «гопники», «крохалевка» (я сам бы лично удавил каждого, кто называет женщин «бабами», матерится прилюдно /материться, что бабочек давить/ и пиво хлебает «из горла» на улицах моего города, но не смогу, да и нельзя), а в том, что они - значимый субъект городской жизни, только непубличной жизни. Они имеют право на свою долю в «культурной революции», они не должны чувствовать себя «чужими на этом празднике жизни». Иначе будут проблемы. Я - не о погромах и акциях протеста, я - о простом народном саботаже «городской чистоты», о тысячах мелких «протестных хулиганств», об исписанных стенах, о демонстративных пьянках в самое неподходящее время в самом неподходящем месте, я - о тягостном образе непреодолимой пропасти между «культурной столицей» и городом, её приютившим.
«Культурную революцию» нужно выкупить у масс, как сказал бы институциональный экономист.
Кто стабилизирует планируемые культурные изменения, если они свершатся? Кто будет изменять - понятно, а кто сделает изменения необратимыми, когда экспорт «революции» закончится, а профессиональные «революционеры» разъедутся? Пермское Министерство культуры, что ли? «Платные волонтеры» Новичкова? Блогерская сочувствующая тусовка? Кто тот «культурный пролетариат», которому нечего терять, кроме своих цепей, и который жизнь отдаст за «культурные завоевания»? Где те, чьё мировоззрение и образ жизни волшебным образом совпадает с предлагаемыми изменениями?
Или всё-таки «столица» и «культурная революция» - действительно блеф, и «революционеры» предполагают создавать нечто более прагматичное - «гетто наоборот», «концептуально-актуальную Ибицу» посреди Перми (видимо, часть набережной придётся оккупировать) за символическими и натуральными заборами, отгораживающими художественно озабоченную публику от «горнозаводских аборигенов »?(14) В общем-то, вполне возможный вариант, реалистичный и действительно современный, хоть мне и не нравится. Что-то вроде московского «Винзавода», но не так компактно.
Субкультурная фрагментация и самоизоляция внутри «большого общества» - сегодня одна из доминирующих цивилизационных тенденций. Самореализующаяся в пространстве «актуального искусства» публика, конечно, имеет право на собственную резервацию, даже в Перми, где этой публики кот наплакал. С маленькой поправкой – любое субкультурное обособление и благоустройство - дело самих субкультур, а не краевой власти и регионального бюджета.
С самого начала Пермский музей современного искусства был бы абсолютно уместен в Перми, если бы не выходил за рамки сугубо частной инициативы, лишь политически (не административно и не финансово) протекционируемой властями (как это и бывает обычно с подобными инициативами). Роль пермской власти ограничилась бы предоставлением в долгосрочную аренду здания Речного вокзала и регулярными добрыми словами в адрес подвижников. Но в силу различных обстоятельств и с лёгкой руки губернатора на откуп «актуальщикам» и фестивальщикам была отдана вся государственная культурная политика Пермского края. Естественно, новые «культурные политики» и получили всякой «обратной связи» «по самое не хочу».
В Перми происходит «разоблачение» искусства. Всего искусства.
Каждая новая выставка на Речном вокзале (кроме «Русского бедного») – это гигантский «салон Анны Павловны Шерер», в котором потчуют очередным «виконтом». «Виконт» может трепаться о чём угодно, главное, что «Анна Павловна» всегда доходчиво объяснит, чем именно «актуален» каждый конкретный трёп.
Актуальщики могут не соглашаться с моей трактовкой их «искусства», но сами они с лёгкостью провозглашают эстетическую условность «актуальных произведений» - право зрителя любым образом относиться к их продукции, главное, чтобы она вызывала интерес.
Когда эта условность накладывается на монополию, которую, в силу описанных обстоятельств, приобретает «актуальное искусство» в нашем Крае (как единственное современное), мы получаем очень печальный эффект.
Неискушённый пермяк выходит из Музея PERMM c ощущением, что искусством может быть всё, что угодно. Искусство предстаёт перед ним ещё одной фальшивкой. Складывающийся в Перми монополизм «актуального искусства» утрамбовывает это ощущение до состояния убеждения.
Не само «актуальное искусство», а его агрессивное стремление к монополизму в современном искусстве профанирует Искусство в Перми.
***
В странное положение попал наш губернатор, предоставив политико-административный карт-бланш команде Мильграма-Гельмана. Искренний и убеждённый сторонник конкуренции, он с лёгкостью позволил монополизировать культурную политику одному их направлений современного искусства, даже хуже - одной из «культурных группировок».
Все группы давления (группы интересов) должны быть равно удалены от принимающего решения – в этом залог самостоятельности правителя, как сказал бы Николо Макиавелли. Недаром Владимир Путин так бился за «равноудалённость олигархов». Быть ничьим (быть общим и ничьим) – вот уж где искусство. Ведь всегда соблазнительно расслабиться и разделить ответственность за решение проблемы с одной из групп интересов - наиболее «перспективной и компетентной». Но, на самом деле, это лишь создаёт новые проблемы – правитель становится политическим заложником этой группы, берет на себя ответственность за их частные интересы и конфликты, ими порождённые.
***
Культура в Перми становится искусство-центричной.
Усилиями команды Мильграма-Гельмана в пермское массовое сознание ввинчиваются два опасных для культурного развития региона мифа. Первый: «актуальное искусство» - это всё современное искусство . Второй: культура – это искусство . Первый миф продвигается описанными выше риторическими подменами «концептуальное – актуальное – современное» (в Пермском музее современного искусства у нас представлено исключительно концептуальное искусство, в то время, как обыденный смысл слова «современное» - всё, существующее сегодня) и агрессивным продвижением тезиса о том, что «актуальное искусство» - единственное в наше время «настоящее искусство». Второй миф создаётся абсолютно естественно, простым доминированием в публичном пространстве определённого информационного сигнала. Главные спикеры постоянно говорят о «культуре», о судьбе «культуры» в регионе, о «культурной революции» и «культурной столице», а все публичные события, вся PR -активность зациклены почти исключительно на «изящных искусствах», да и то, в основном, только на трёх из них: изобразительное искусство, театр и архитектура. Таким образом, «культура» в Перми в глазах непрофессионального наблюдателя – это выставки, спектакли и красивые здания (также представленные на выставках). На периферии властно-общественного внимания оказались: музыкальное исполнительство, книгоиздание, хоровая культура, документальное кино, производство телепрограмм (печален лик нашего телевидения) и многое другое.
В официальной риторике, безусловно, отдается должное и «традиционной культуре» с ныне живущими театрами и музеями, и «корням» в виде «деревянных богов», «звериного стиля» и Хохловки. Но не они доминируют в сигнале.
В пермском культурном публичном дискурсе как-то само собой забылись архаичные библиотеки, деревенское клубное захолустье, художественные и музыкальные школы, литературные праздники, репертуары кинозалов и прочая «культурная почва». Знаю, многое должно умереть из того, что жалко. Очень много трухи и ржавчины наросло в пресловутом «пермском культурном пространстве». Но санация санацией, а постепенное вытеснение проблем «культурной почвы» в разряд «социалки» - совсем другое дело.
***
Подобно тому, как генералам нельзя доверять войну, так и культурную политику нельзя доверять действующим художникам, писателям, актёрам, а, в нашем случае, режиссерам и галеристам. Настоящие Художники и продюсеры не могут не быть фанатиками своих эстетических парадигм. В творческой одержимости - залог их успеха. В нём же - залог и их наивного, но жёсткого эгоизма при принятии «общекультурных решений», когда они, не дай бог, попадают на административные должности (это как с бизнесменами, попадающими в депутаты: они, даже иногда вопреки собственной воле, силой предпринимательского инстинкта, становятся жёсткими лоббистами своего бизнеса).
Применительно к Борису Мильграму и Марату Гельману - слово «фанатик» вовсе не обзывательство, а констатация факта - они действительно так выглядят. Или я не прав? Их упёртость и необузданность в отстаивании своих творческих интересов, думаю, не вызывает сомнений ни у кого. Художники не должны и не могут управлять культурой, они разгромят её просто из страсти. Весь мировой опыт, в том числе отечественный, говорит об этом. В Перми об этом свидетельствует число конфликтов, генерируемых командой «революционеров», причём на поверхность выходят лишь немногие из них. Художник может управлять только собственным, частным «куском культуры», и то не у каждого получается
На культурных административных должностях эффективны лишь «бывшие», лишённые творческой потенции, художники («художники» в широком смысле слова) – их большой и важный для дела опыт перестаёт быть эгоистичным.
Старая управленческая истина – идеологически, миссиански озабоченные люди – горе в исполнительной власти, даже в ранге советников. В революции – другое дело, но у нас-то революция не настоящая, у нас везде сплошные кавычки.
***
Это, правда, не наша беда, а «актуальщиков», но всё равно неприятно.
Именно «актуальщики», принципиальные сторонники бесконечного плюрализма форм самовыражения, проявили в Перми просто бешеную нетерпимость к художественному инакомыслию. Как только Художники получили власть – их плюрализм сжался до компактных размеров собственных эстетических парадигм. Всё, что в них не вмещалось – представлялось не достойным места под солнцем или, в крайнем случае, могло существовать из милости на периферии культурного пространства. Риторика эстетической ксенофобии Марата Гельмана и некоторых его коллег в публичных выступлениях иногда напоминала нутряную политическую ненависть «правых» к «левым» и наоборот. Нечто подобное выдавали и наши несчастные «непримиримые» из «Союза пермской интеллигенции», но от них, собственно, ничего другого и не следовало ожидать, с их-то многодесятилетней монополией на «художественную истину». От «культурных же прогрессоров» ожидалось другое.
Причём со временем всё усугубляется и в практике. Если первая, во многом действительно замечательная, выставка «Русское бедное» была размашиста и разнообразна, и явно выплёскивалась за рамки «актуального искусства», то все последующие выставки в своём эстетическом сигнале были муторно однообразны. Самодостаточный, напыщенный и какой-то занудный концептуализм доминировал безусловно.
***
Проект «культурной столицы» бесконечно безразличен к Перми – ведь «культурные революционеры» выбрали губернатора, а не город (выбор как согласие на приглашение). Если бы Олег Чиркунов (не как личность, а как «либеральный, современно мыслящий губернатор») правил Белгородской областью или Якутией, Мильграм-Гельман-Гордеев ровно с таким же жаром делали бы «культурную столицу России» из Белгорода или Якутска, так же бы рьяно объясняли, почему этот проект возможен именно в Белгороде, а не в каком другом месте. Им всё равно где. Место на карте им безразлично. А нам-то небезразлично. Для любого города, для любого местного сообщества унизительно подчинять себя такому проекту.
***
Странная «культурная мода» на Пермь - это факт. Это то, чего реально добилась команда Чиркунова-Гордеева-Мильграма-Гельмана. Но всякая мода скоротечна и всегда заменяется равнодушием и даже презрением. Прошедшей моде всегда мстят за модность. Задним числом всегда обидно, что «отдавал часть своей души вот этакой ерунде». Помните, как Мы – постсоветская горбачёвско-ельцинская Россия – были модны на Западе. Россия переживала форменное паломничество из Европы и Америки. И что сегодня с этой модой? Её заменило безразличие и недоверие. Они нас сами выдумали и теперь на нас же обижаются за то, что мы не оправдали их мифов и остались тем, чем были всегда, несмотря на все новые формы.
Через год-два, когда «пермский культурный пузырь» лопнет и мода на Пермь закончится, нам предстоит познать всю прелесть отношения к себе, как к «не оправдавшим ожиданий». Пермь ведь никто даже не пытался понять. Понавесили на город привычных красивых ярлыков и ждут, что город будет подстраиваться под них. Так не бывает.
***
Этот противный привкус фаворитизма - в каждом событии «пермской культурной эпопеи». Демонстративная вседозволенность, «потирание рук», ритуальные пляски на «костях поверженных противников». Никакого «хорошего вкуса» и «высокого стиля» в борьбе за доминирование. Сплошные наезды.
***
Эта противная аура заговора, сговора, переворота.
***
Общественному мнению навязываются ложные дилеммы:
В то время как:
Несколько людей выбрали стратегию развития Перми, лишив выбора всех пермяков. И при этом они современные, либерально мыслящие люди.
***
В Перми на власть претендуют эксперты.
«Всё должны решать профессионалы», - твердят нам каждый день «профессионалы от культуры». А всё как раз наоборот.
Для судьбы любого общественного явления совершенно неважно, как оно выглядит в глазах профессионалов этой сферы. Судьба явления, вектор разворачивающихся событий, прежде всего, зависят от видения потребителя, получателя результатов, от точки зрения обывателя.
Я - безусловный непрофессионал в вопросах культурной политики. Более того, я - принципиальный противник профессионального взгляда как доминирующего в публичном пространстве. В ХХ веке профессионалы (сейчас их принято называть словом «эксперты») приватизировали представления о мире, растащили его на тысячи мелких кусочков и лишили людей целостного взгляда на мир. Профессиональное знание, безусловно, имеет право на существование и оно, как один из важных факторов, незаменимо в процессе принятия решений. Но как только в той или иной сфере профессиональной деятельности возникает общественный интерес (а у нас он возник в сфере культуры) – с этого момента доминировать в «отраслевом» дискурсе должен взгляд потребителя «отраслевого» продукта, взгляд простого, т.е. нормального, без профессиональных деформаций, человека.
Я сам профессионал в узкой сфере человеческих отношений, и, само собой, упорно буду отстаивать свой профессиональный взгляд на события в этой сфере, но, попадая в любую важную для меня, но непрофессиональную для меня, область общественных отношений, я буду настаивать на собственном мнении. Я послушаю экспертов, но я всегда сам решаю, что мне выгодно, а что - нет, и имею на это абсолютное право, и буду за это право воевать (естественно, допуская, что могу проиграть в честной борьбе с другими такими же «правами»). Мнение эксперта в любой общественно значимой проблеме - всего лишь мнение, а не указание. На «указании» может настаивать только публичная власть, и то лишь потому, что имеет ресурс принуждения. В последние десятилетия на власти, на праве указывать, что делать, стали настаивать эксперты, прикрывая это благими рассуждениями о «компетентности». Мир погрузился в своего рода «заговоры экспертов». Появилась «пятая власть», новые эксплуататоры, чья власть - в собственности на знания.
Я предлагаю всем «непрофессионалам» объединяться и сурово отстаивать свое право на своё мнение в любой проблеме, касающейся ваших интересов, несмотря на зубовный скрежет профессионалов. Не дайте «компетентности» водить вас за нос. Верьте своим чувствам и реакциям. Если вам что-то кажется плохим, значит, это в самом деле для вас плохо и вы имеете право на то, чтобы с этой вашей оценкой считались.
Вторжение «актуальщиков» – это повод, который никогда не станет причиной. Но поводом грех не воспользоваться.
***
Зачем нам их «культурная революция? – всколыхнуться, задуматься о себе и о своём будущем, окрепнуть в своём мнении о себе и почувствовать, наконец, вкус к настоящим реформам и революциям.
***
Мода на Пермь, конечно, не долговечна, поэтому нужно действительно успеть ею воспользоваться. Еще какое-то время всё «пермское», особенно в сфере культуры, будет привлекать дополнительное внимание, будет обеспечиваться некоторой небольшой форой перед остальными. Молодым и активным в сфере искусства пермякам нужно успевать воспользоваться этой форой, продвигая себя в столицах и других крупных городах России. Но не забывать при этом, что модной Пермь является в достаточно узких, описанных выше, кругах.
В Пермь модно приезжать. Так пусть приезжают те, кто вам нужен, кого не могли заполучить раньше.
«Пермские проекты» популярны. Под моду можно и нужно собирать деньги, не бешеные, конечно, но приемлемые для быстрых и эффектных проектов.
***
Благодаря конфликту, вызванному «вторжением», пермяки обратили внимание на убогость публичной художественной жизни в Перми, на глубоко ущербные нравы значительной части нашей «творческой интеллигенции». После демаршей «Союза пермской интеллигенции» теперь даже самым сермяжным почвенникам понятно, как нельзя себя вести и что нужно уметь «держать честь» в сопротивлении.
Интеллигенция как «класс» в России умерла давно – Перестройка была последней её песней. Наконец, и Пермь лишилась по этому поводу последних иллюзий. Жалко, конечно, но отрезвляющий взгляд ещё никому не вредил.
***
«Вторжение» привело в Пермь много больших замечательных людей (не буду всех перечислять, чтобы не обидеть тех, кого случайно забуду или не заметил). Они не были причастны к самому «вторжению», они ему сопутствовали, были втянуты его энергетикой (а энергетика была, и ещё какая, но основной «выброс» дали даже не «москвичи», а «принимающая сторона» /чего стоит горькое, одинокое и мощное сопротивление Алексея Иванова, оппоненты просто питались накалом его протеста/, лидеры «вторжения» лишь грамотно воспользовались энергией местного сопротивления, подзарядились ею и изящно «экранировали», преобразовав в блёклый свет «мракобесного провинциализма»).
Замечательных людей привлекает разворачивающаяся в Перми классическая русская драма «Москва-Провинция». Спасибо им за это внимание. Милости просим. Только нужно уметь работать с гостями. Нужно уметь выжимать из них по максимуму, в самом хорошем смысле этого слова, рассчитывая на их заведённость на самореализацию.
***
Инициативы «экспортёров революции» напрягли, расшевелили пермяков в перспективном направлении поиска региональной идентичности. Хотя надо отдать должное тому, что Пермь - едва ли не единственный регион России, в котором поиск региональной идентичности стал политикой. Правда, до вторжения эти поиски были уделом узкого круга любителей, профессионалов и политиков. Благодаря «актуальщикам», ответы на вопрос «кто мы» и «куда мы» стали искать более широкие круги пермяков.
Очевидно, что вся эта эпопея поможет гражданской структуризации Перми, приведёт к ускоренному осознанию, формулированию и «самоорганизации интересов» не только в культурной, но и в смежных сферах.
***
Культурная политика в Перми, наконец, стала политикой, правда, пермская власть оказалась к этому неготовой. Губернаторская команда всё ещё думает, что культурное развитие региона - это всё ещё сугубо её «внутридворцовое» дело. С образовательной и здравоохранительной реформой это действительно, наверное, ещё так (пермяки ещё не поняли, что происходит), а вот с культурой - поезд уже ушел в направлении общественного интереса.
***
Пермь увидела настоящего мецената (Сергей Гордеев не просто покровительствует искусству, он делает это, исходя из некоторой, самим для себя сформулированной, миссии), настоящих культуртрегеров (Марат Гельман, Эдуард Бояков), настоящую трагедию большого художника, занимающегося не своим делом (Борис Мильграм).
Азарт и темперамент деятельности этих людей по продвижению Перми в разные, не очень приспособленные для неё сферы, талант привлекать к своим проектам модное, броское и новое не может не восхищать. Щемящие ноты настоящего, такого редкого подвижничества, нет-нет да прорывались сквозь абсурдный диссонанс всего произведения в целом. Их первосортную веру в себя мы оценили и запомнили.
***
В Перми расширилось культурное разнообразие, правда, с одновременной заявкой на нового монополиста.
***
Благодаря замечательной «Живой Перми», у нас начался процесс облагораживания и актуализации, ставших почти пресловутыми, «народных промыслов» и «художественной самодеятельности».
Начиная писать о «пермском культурном пузыре», я надеялся, что мне удастся не покидать «поле рационального», удастся не изменить привычному инструментарию логических аргументов. Однако, имея дело с глубоко символическими событиями, удержаться в этом поле оказалось очень сложно.
Те немногочисленные сторонники Мильграма-Гельмана, которые позволяют себе более или менее публично выступать в их поддержку, в конечном счёте, выдвигают один простой, из разряда здравого смысла, но серьёзный аргумент: да, наверное, они такие и сякие, и «Пермь – культурная столица» – наверное, пузырь, но прямого–то большого вреда нет. Наверное, будут у Перми и имиджевые издержки, но ведь не смертельные, да и раньше этих издержек было предостаточно. В бюджет они серьёзно залезть не успели. А вот польза налицо: музей есть, новые фестивали есть, театр вот-вот будет. Так и пусть они и дальше делают, что могут, жалко, что ли. У них ведь хоть какой-то план есть. Другие-то культурные планы где? Да, у Иванова какой-то план есть, у Абашева есть, но не смогли ведь они завести власть на эти свои планы, а Гордеев с Гельманом - смогли. И т.д.
Почему горстка столичных практикующих эстетов взбаламутила целый город? Почему каждый пермский таксист терпеть не может Марата Гельмана, имеющего к нему отношение не большее, чем директор Пермской филармонии? Почему так яростно сопротивляется Алексей Иванов, человек, остро чувствующий «астральное тело» города и земли, на которой он стоит? Почему как с цепи сорвались наши, вполне себе властибоязненные, «пермские интеллигенты». Почему так пассивны пермские сторонники Мильграма-Гельмана: даже защищая их публично, они как бы оправдываются? Почему среди их явных сторонников нет ни одного «большого пермского человека» (15). Почему и «верхи», и «низы» Перми оказались солидарны в нелюбви к «культурным революционерам»?
Потому, что «ПЕРМИНАТОРЫ» ОНИ, как сказала одна тихая, но остроумная женщина.
Потому, что люди остро чувствуют символический смысл событий – НЕДРУЖЕСТВЕННОЕ ВТОРЖЕНИЕ.
Тревога! НАС ИСПОЛЬЗУЮТ. Это чувствуют все, в ком есть хоть капля тестостерона.
Что бы экспортёры «культурной революции» ни говорили и ни делали – во всём безразличие, неуважение, надменность в отношении ко всему пермскому.
Нельзя прощать недружественных вторжений, в противном случае, недружественные вторжения последуют одно за другим.
***
У них (включая губернатора) была масса возможностей и способов «зайти на территорию» «по-хорошему» (16), чуть, быть может, потеряв во времени. Но они этого не сделали. Не удосужились. Хорошо, ваши проблемы.
Недружественность вторжения, беззастенчивое использование территории и людей, на ней проживающих, в обмен на блага, о пользе которых у будущих потребителей даже не спросили – всё это создало ситуацию, в которой изгнание «актуальщиков» для города полезнее, чем блага, ими приносимые.
Так вышло, что изгнание «эстетов-политтехнологов» - это и есть одна из важных точек роста для Перми. Отпор «культурным революционерам» - это один из шансов для города стать самим собой. Окоротив их амбиции, мы приобретём несравнимо больше, чем потеряем. Мы получим самостоятельную, осознавшую себя Пермь или, по крайней мере, Пермь, быстро идущую в этом направлении. Давая отпор, мы лучше поймём, кто мы и зачем мы, чем послушно следуя в чужой, пусть и проторенной, колее. Отталкиваясь от «актуальщиков» - Пермь утверждается в себе
Спасибо за вторжение!
***
Пермяки начали обретать самостоятельность и особость, когда в 2006 году, ещё с сомнениями и расколами, но не позволили Владимиру Плотникову стать мэром города. Пермяки показали стране, что в их городе криминальный по прошлому и по духу человек мэром быть не может. Не только ухищрения властей привели к этому, но и очевидная позиция большинства горожан, создавшая моральную атмосферу, не позволившую Владимиру Плотникову упорствовать в своём желании.
Сегодня - новое вторжение. Совершенно другое, и по сути, и по форме. Но как испытание, такое же важное для формирования города как Города.
Я понимаю, что говорю на каком-то архаичном языке, вот-вот скачусь в мистику. Но так устроена общественная жизнь, что очень важные вещи в ней происходят благодаря трудно уловимым и трудно описываемым изменениям в общественных «обычая и нравах», в тех символических неформальных общественных конвенциях, которые определяют правила поведения для всех.
Воровство неискоренимо, но все знают, что воровать - плохо, даже воры знают, что воровать - плохо, и большинство не ворует не потому, что за кражи государство наказывает, а потому, что большинство подчиняется этой самой неформальной моральной конвенции – «воровать – плохо». «Дело Дрейфуса» не в меньшей степени, чем многочисленные революции, сделали Францию такой, какая она сегодня есть. Мало ли было написано всяких манифестов в XVIII веке по всему западному миру – тогда это было модно – но по странному стечению обстоятельств только один из этих манифестов на многие десятилетия окрылил целую нацию, став Конституцией США. С какой стати наши мужики, купцы да провинциальные дворяне в начале аж XVII века, без царя и Москвы, смогли сорганизоваться в ополчение и даже денег собрать на его нужды, взять Москву да ещё царя на соборе всерьёз выбрать. С лидерами ведь была полная неразбериха, навыков общенациональной гражданской самоорганизации не было, страна была разорена не на шутку, бандита от добропорядочного мирянина было не отличить, лжедмитрии возвели ложь в образ жизни. По всем правилам, с таких хаосом и распадом в национальных недрах, страна не должна была подняться. Но поднялась. Что-то такое не политтехнологическое созрело в людях в кромешной усталости от всеобщего бардака.
***
Знаете, чем провинция отличается от столицы? Она гордая. В столице гордость - уже анахронизм, пережиток. А мы на гордости в будущее въедем.
***
Фактически, Распутин ничего особенно плохого России как стране не сделал, он просто надругался над ней, подчинив монарха своей воле.
***
Аргумент для любителей изысканного PR -а: Пермь больше прославится, изгнав «актуальщиков», чем отдавшись им.
***
Пермь – самая провинциальная провинция, Провинция с большой буквы потому, что именно в Перми появилась генерация людей, считающих именно провинциальность конкурентным преимуществом для себя и для своего города. Я - об Алексее Иванове, Владимире Абашеве, Павле Печёнкине, Вячеславе Ракове, Светлане Маковецкой, о себе, о всех тех пермяках, которые открыли необычную силу и новую современность в своей провинциальности. Провинциальность для нас - не оправдание, а взлётная площадка, и кто посмеет, глядя на нас, сказать, что это не так (17).
Я знаю, что нас в Перми, в России ещё очень мало, но тенденция очевидна, она очевидна во всём мире, за исключением несчастной Африки и некоторых азиатских и латиноамериканских регионов. Старые столицы, исторически живущие перераспределением национальных ресурсов, деградируют, попав в ловушку финансового, политического, духовного и прочего переуплотнения, превращаясь в социальные чёрные дыры, в которых многое случается, но ничего не происходит. Плотность отношений поглощает любую энергию. Отчего и началось бегство из столиц харизматиков и пассионариев. Бегут по-разному: многие просто «живут в самолётах» - домом становится мир; другие обретают свободу и мощь в виртуальном мире; третьи выносят штаб-квартиру на относительно безлюдные берега рек, морей и океанов и оттуда дёргают жизнь за верёвочки; есть и такие, что просто бегут в провинцию реализовывать свои сугубо столичные мечты. Но все эти побеги в мире ничего не меняют.
Мир меняет другое - не только глобализация, но и стремительно нарастающая регионализация национальных территорий. Повсеместно формируются новые мощные региональные центры. Они зачастую ярче и интереснее столиц потому, что, в отличие от столиц, формировавшихся политико-административным стягиванием внешних ресурсов, новые региональные центры рождались из самих себя, из мощного внутреннего напряжения. В западных странах первая волна этого процесса была запущена ещё на пике их индустриализации, до и после Второй мировой войны. Лос-Анджелес в Америке, Милан в Италии, Барселона в Испании поднялись не экспортом столичных ресурсов, а из собственных «активов». На рубеже тысячелетий вторая волна регионализации стала просто «массовой». Повсеместно в постиндустриальном мире формируется национальная полицентричность.
У столиц своя судьба. Они либо сами становятся государствами в государствах и противостоят всей остальной национальной территории (Москва, Нью-Йорк (знаю, что не столица), Мехико, Париж, Лондон и др.), либо принимают правила полицентричности и превращаются в «главные», но региональные центры, «первые среди равных» (Берлин, Мадрид, Рим, Пекин и др.). Только в небольших государствах столицы остаются столицами в более или менее классическом смысле этого слова.
Очевидно, что в тренде полицентричности Россия отстаёт. Пермь «подала заявку» и ищет себя. А тут объявились беглецы из столицы и говорят: мы за вас всё придумали – ваше будущее в изящных искусствах. Хоть стой, хоть падай.
Да, у Перми пока нет своего «проекта будущего», но это не означает, что хвататься нужно за первый попавшийся – не зловредную царскую дочку замуж выдаём. Кстати, есть большое сомнение, что «региональный проект будущего» должен выглядеть именно как проект - план на бумаге с целями, задачами, автором и сроками. Может быть, только спустя десятилетия мы поймём, что проект-таки был, так как результаты налицо. Не верю я в проектное инспирирование действительности на макро-уровне.
***
Говоря об изгнании «культурных революционеров» я, конечно, не имею в виду вульгарное, да и, в общем-то, слава богу, невозможное, выдворение их за пределы края. Я имею в виду их вытеснение в пределы их естественных ниш: театр, музей и т.д. Политикой, культурной политикой, должны заниматься политики, под контролем заинтересованных местных сообществ.
Возвращаемся в рациональное поле.
Во-первых, культурная политика Пермского края, уж коли она претендует на судьбоносность и очевидно вошла в сферу общественного интереса, должна перестать быть частным делом четырёх, или скольких там, человек. Нужен нормальный Совет по культурной политике при губернаторе, реально определяющий эту самую политику. Формально, в рамках законодательства, «совет, реально определяющий политику», создать невозможно – все полномочия по всем вопросам навеки распределены – создать можно лишь очередной совещательный орган. Но мы в Перми живём, и пока не на баррикадах, поэтому - возможно всё. Выглядеть это могло бы так:
Во-вторых, должна, наконец, быть разработана и вынесена на общественное обсуждение Концепция культурного развития региона (название очень условное). Речь именно о концепции, т.е. о программе действий с теоретическим обоснованием. То, что было представлено Борисом Мильграмом на 5-ом Пермском экономическом форуме - всего лишь манифест, причем довольно небрежный.
В-третьих, до принятия полномочным органом Концепции культурного развития региона, все действия по созданию новых культурных институций за счёт бюджетных средств и/или с использованием государственных ресурсов должны быть приостановлены.
В-четвёртых, демонстративный курс на превращение Перми в «культурную столицу России» должен быть дезавуирован. Что сделать проще простого: нужно просто перестать о нём говорить в публичном пространстве.
В-пятых, должен быть назначен новый краевой министр культуры. Все аргументы уже сказаны. Но есть один вполне деловой, нешуточный и почти формальный аргумент. Борис Леонидович де-факто не перестал быть художественным руководителем «Театра - Театра», да это было бы и невозможно: бесчеловечно для него самого и вредно для театра. Но в итоге мы имеем классический конфликт интересов: министром культуры у нас является естественный лоббист одного из учреждений культуры. Негоже это.
В-шестых, Марат Гельман должен быть «равноудален» от губернатора. Скандалезность очевидного всем фаворитизма должна быть стёрта с портрета пермской власти. Как это сделать - все заинтересованные лица прекрасно знают.
В-седьмых, ситуация с Пермским музеем современного искусства должна стать абсолютно прозрачной. Независимый наблюдательный совет, публичная стратегия развития Музея, «репертуарные планы» (не знаю, как это в музеях называется) на год и более, фандрайзинговая стратегия, бизнес-план с определением доли самоокупаемости и т.п. Абсолютная прозрачность бюджета Музея: и в бюджетной, и в частной части. Это не бюрократия. Государственный музей, появившийся в результате частной инициативы, на не тривиальном для провинции, а, следовательно, рисковом, поле требует пристального общественного внимания. Безусловно, нельзя этим вниманием отбить охоту у создателей Музея.
В-восьмых, осознать искусство-центричность и элитарность (сосредоточенность на культурных мероприятиях интересных, прежде всего, «верхним слоям общества») сегодняшней пермской культурной политики и принять меры по её гармонизации, в т.ч. внеся коррективы в текущие и среднесрочные планы Министерства культуры.
***
Я знаю, что, написав эти предложения, я могу возбудить мощный «дух противоречия» в тех, с кем спорю. Многое нормальное и очевидное из этого перечня предложений может не делаться только потому, что включено в этот перечень предложений. Мне будет очень жаль, если реакция региональной власти будет формироваться именно по этому сценарию.
-------------------
(1) Чёрный принц - это персонаж английской и французской истории времён «Столетней войны». На самом деле Чёрный принц - это Эдуард Плантагенет, принц Уэльский (1330-1376 г.), сын короля Эдуарда III, который так и не стал королём, но наполнил хроники того времени обширным перечнем изящных подвигов и эффектных авантюр. Марат Гельман мне вспомнился в связи с незабываемой высадкой Чёрного принца в Аквитании, когда опешившие французы впервые увидели «этого невысокого, но свирепого мужчину» с ног до головы закованного в блестящие чёрные доспехи. Тем более, что, по другой версии, никаких чёрных доспехов никогда не было, а прозвище «Чёрного принца» Эдуард получил посмертно в Х IX веке от английских беллетристов на волне романтического переосмысления англичанами своего героического прошлого.
(2) Спекулятивность в той или иной степени всегда присуща арт-рынку, как, впрочем, и любому другому. С «актуальным искусством» всё иначе: спекулятивность и профанация «эстетического» – единственно возможный способ существования «актуального искусства».
(3) Противопоставляя искусство и «актуальное искусство», я, естественно, не имею в виду обыденное противопоставление «традиционного» и «современного» искусства, «фигуративного» и «абстрактного», «реалистического» и «фиг-знает-какого» (в этих красках обычно описывают оппонентов «актуальщики»). Я противопоставляю искусство и одну из форм неискусства, называющуюся «актуальным искусством». На одной чаше весов - создание образов, мотивированное иррациональным порывом к прекрасному (этот первичный порыв не отрицает так называемого мастерства - вполне рационального по своей сути), что и является искусством, которое не обязательно должно облачаться в формы классических пейзажей и зданий с колоннами, искусством может быть и абстрактная картина, и скульптура из металлолома (достаточно вспомнить лучшие работы младшего Исмагилова, ту же «Голову динозавра») – главное, чтобы в них дышала гармония: в колорите ли, в композиции ли, в неуловимой ли тайне самого образа. На другой чаше весов - создание образов, мотивированное рациональным («концептуальным») порывом к созданию необычного, удивляющего, нового, принципиально актуального. По форме это также могут быть живописные полотна (иногда даже вполне «фигуративные»), абстракции или те же скульптуры из металлолома, но лишенные гармоничности и прочих кодов прекрасного, поскольку не в них цель.
Искусство, по большому счёту, необъяснимо, «актуальное же искусство» - очень даже объяснимо, поскольку «концептуально» (вспомните, например, звезду из окурков на «Русском бедном» под названием «Солдатам труда» в исполнении Юрия Шабельникова). И искусство, и «актуальное искусство» могут быть профессиональными и непрофессиональными. Подобно тому, как есть художественный талант, есть и «концептуальный талант» - способность символизировать и синтезировать актуальное в увлекательной, креативной форме. «Концептуальное искусство», безусловно, творческий жанр, как дизайн или конструирование одежды, но не искусство, ровно по той же причине, по которой дизайн и конструирование одежды не являются искусством. Боже мой, как же я, получается, ненавижу бедное «концептуальное искусство», до чего довели меня его оголтелые пермско-московские любители.
(4) См. Аверкиев И.В. Частный путеводитель по «Русскому бедному»
(5) В каком бы городе я ни был, я всегда посещаю три места: местные художественные музеи (краеведческие и мемориальные не люблю), местный зоопарк (если есть) и местное кладбище (только за границей, с нашими кладбищами я давно разобрался).
(6) Дело не в том, что любая виртуализация – это плохо. Дело, как всегда, в мелочах: в мотиве и в мере виртуализации.
(7) В результате риторических манипуляций с терминами «концептуальное», «актуальное» и «современное» искусство, которые, в узком смысле, являются почти полными синонимами, у значительной части неспециализированной публики возникает представление, что другого современного искусства, кроме «актуально-концептуального», т.е. того, что выставлено в Музее современного искусства Permm , просто не существует. Либо уж оно совсем какое-то вымороченное. На чём, собственно, и настаивают наши «актуальщики». В то время, как в действительности «актуальное искусство» - лишь один из многих «изобразительных жанров», существующих современно и одновременно в нашем мире. В этом смысле было бы честнее и правильнее именовать то, что экспонируется в пермском Музее современного искусства – «концептуальным искусством». Но последовательный отказ от запутывающего всех «современного» как «концептуального» невыгоден самим «концептуальщикам». И уж совсем честно было бы отказаться от термина «искусство» в самоназвании этой «отрасли производства образов». Например, не «актуальное искусство», а «концептуальное творчество» (есть ведь «народное творчество», «прикладное» и прочие). Хотя, понимаю – звучит не очень, «искусство», конечно, презентабельней.
(8) Конечно, всё не так дубово, авторы этого «культурного курса» понимают, что придётся делиться, но делиться будут, как показала практика, не через прозрачные процедуры официальной культурной политики, а по традиционным «культурным правилам», т.е. без правил. Претенденты на «куски инвестиций» будут соревноваться в лести, демаршах, скандалах, шантажах. Получит тот, кто лояльней или опасней. В общем-то, нормальные культурные отношения, как оказалось.
(9) Я сам постоянно спотыкаюсь об эти корни, они раздражают, иногда бесят, многому мешают, но они есть. В нашем лесу только такие корни.
(10) Очень жаль, что Сергей Гордеев оказался недооценённым Пермью как первый в современной истории города большой меценат, без суеты и тщеславия, просто и мощно делавший то, что ему нравилось. По крайней мере, так это виделось мне.
(11) Без обид, но фаворитизм просто классический. Григорий Распутин при Николае II, Борис Березовский при Борисе Ельцине, Марат Гельман при Олеге Чиркунове – вечный соблазн простых и красивых решений. Лидер на распутье, устал, всё вокруг плохо, окружение закостенело в эгоизме и безынициативности, вокруг - одни перестраховщики. А фаворит – смел, умён и безопасен – так всегда кажется патрону. Всё, как всегда в миссии фаворита: принципиально неформальный статус при дворе с гарантией эксклюзивной доступности патрона, кадровый протекционизм, клиентельное распределение преференций, кажущийся оправданным авантюризм, бытовая вседозволенность, адекватная патрону лесть (почитайте в блоге Марата Гельмана про Олега Чиркунова) и т.д. У фаворита свои фавориты, у тех - свои. Хоть роман пиши. Это раньше, при абсолютных монархиях, фаворитизм был институционален и функционален, сегодня – это очевидный признак упадка. А креативность, элегантность и пассионарность фаворита лишь подчёркивает упадок.
(12)Наверное, основным боевым отрядом «культурных революционеров», кроме очевидных приживал, можно считать блогерско-ночно-дозорный рой мальчиков и девочек «из приличных семей», с их потомственной слабостью перед столичным блеском, всё ещё живущих великой провинциальной мечтой «в Москву, в Москву». Для них «культурная эпопея» – столичный суррогат на дому.
(13) Термин получил хождение на 5-ом Пермском экономическом форуме и, конечно же, не подразумевает жителей конкретного пермского микрорайона.
(14) Это мой доморощенный отсыл к тезису Алексея Иванова о том, что пермяки по сути своей – «народ горнозаводский».
(15) Я - не о людях с большими должностями, я - о тех пермяках из власти, бизнеса, культуры, науки, активизма, СМИ, которых в Перми, что называется, «реально уважают» или вынуждены «реально уважать». Не буду перечислять фамилии, но эти полтора десятка человек известны и очевидны всем. Они либо открыто против «столичного проекта», либо политкорректно «воздерживаются» (губернатор не в счёт – это его проект).
(16) Уже больше 10 лет около десятка пермских гражданских организаций в составе 20-40 человек ездят с так называемыми «пермскими гражданскими экспедициями» по городам и весям Края и соседних регионов, 2-3 раза в год (координирует это дело Пермская гражданская палата). Экспедиция приезжает в город на 2-3 дня со своего рода «гражданскими гастролями» - около 30-40 всяких мероприятий: семинары, консультации, выставки, лекции, спектакли, ток-шоу в школах, гражданский контроль в тюрьмах и интернатах. Но дело не в этом. Были пермяки с этими «экспедициями», которые, кстати, в публичном пространстве называются «гражданскими диалогами: Пермь - …» и в Ижевске, и в Глазове, и в Сыктывкаре, и в Кирове (ближайшая экспедиция в Киров - 6-10 октября). А в крупных городах, как известно, есть свои гражданские сообщества, и очень сильные иногда (как в Сыктывкаре и Кирове, например), а суть «экспедиций» - в передаче пермского опыта по защите и продвижению различных общественных интересов. То есть мы как бы учить коллег приезжаем, а все ведь сами с усами, и мы первые. В общем, щекотливая ситуация. Но на самом деле всё обходится, и как к «варягам» к нам не относятся. Потому, что мы приезжаем даже не помочь, а поделиться и попытаться сделать что-нибудь вместе. Мы искренне уважаем и пытаемся понять чужие обстоятельства, и ищем в них, в этих обстоятельствах, «гражданские плюсы», и не ленимся к каждому городу специально приспосабливаться и в тематике, и даже в словах и манерах.
(17) Смотрите на сайте Пермской гражданской палаты подборку материалов о депровинциализации России