Право на приватность
как право на достоинство

По результатам дискуссии с гражданскими активистами

Внимательно ознакомившись со стенограммой дискуссии, с ее анализом, и не считая себя специалистом в области права на частную жизнь, тем не менее, хотелось бы поделиться некоторыми соображениями от прочитанного.

Итак, главную сложность составило определение границ частной жизни. Очевидно, как это и было озвучено, частная жизнь распадается на две составляющие: моральную и юридическую стороны.

Моральная - «когда вам лезут в душу» назойливо и раздражающе, но последствия от такого вторжения не вызывают желания затаскать обидчика по судам, оставляя лишь чувство легкого дискомфорта (любопытные соседи, въедливый начальник, подозрительная жена и т.д.). В данном случае речь должна идти о технологиях психологической защиты и стрессоустойчивости.

Юридическая сторона дела представляется более сложной. Как было продемонстрировано В.М. Раковым, процесс юридического оформления права на приватность проходил через многие тернии, и окончательно не оформлен до сих пор. В условиях постоянно рождающихся новых технологических вызовов приватности, вряд ли можно будет когда-нибудь поставить логическую точку.

Свести эти две составляющие воедино под одним термином, представляется достаточно трудной задачей. Во время дискуссии, представителями «взрослой» и «молодежной» аудиторий, были обозначены следующие ключевые лингвистические составляющие права на приватность: «свобода», «достоинство», «уход от…», «индивидуальность».

Попробуем поработать с этими конструктами. Свобода, в первую очередь, означает возможность выбора или проще – наличие разных возможностей. Категория «достоинство» проводит водораздел между правом на приватность и элементарным бегством (трусостью или слабодушием – моральная характеристика). То есть право на приватность должно подразумевать не вынужденное бегство с тонущего корабля (например, общественный бойкот или художественное сравнение В.М. Ракова: «…как судорожный глоток воздуха через форточку, как мальчишеский непозволительный перекур с оглядкой»), а осознанный выбор, в соответствии с внутренними потребностями человека. «Уход от…» подразумевает возможность выйти из какого-то процесса, остановить или перенаправить вектор своей активности. Ну и, наконец, «индивидуальность» говорит нам о том, что если человек хочет уединиться то, чтобы ему было о чем поговорить с самим собой. Речь идет о неком внутреннем уровне развития, предполагающим уже сформировавшуюся личность с набором базовых ценностей и установок. Объединив эти категории, мы получим примерно следующее: приватность – это возможность достойного ухода (уединения) в собственную индивидуальность. Безусловно, данное определение далеко от совершенства, но общий смысл права на частную жизнь оно передает.

Если же отойти от академической риторики и попытаться сформулировать то же самое «по-русски», то суть приватности можно выразить в том, что у человека должно быть право потребовать «пошли все вон!..» и юридические механизмы его реализовать.

Идем далее. Абсолютно правомерным явилось деление аудитории на «взрослую» и «молодую». Такая дихотомия позволила нащупать интересные смыслы. Не буду повторять, того, что было написано в анализе стенограммы, добавлю следующее. Если вспомнить Исайю Берлина, то мы обнаружим, что под приватностью «взрослые» больше понимают «свободу от…», в то время как «молодежь» - «свободу для…». Представляется, что это достаточно важный момент.

Взрослые стремятся отгородить свое личное пространство от чего-то (работы, начальника, жены, детей, соседей и т.д.), чтобы побыть наедине с собой («достойный уход в собственную индивидуальность»). Темп современного российского индустриального (быть может, даже постиндустриального) общества оставляет человеку минимум времени на себя любимого, постоянно вовлекая его в разнообразнейшие коллективные практики. Навязывает человеку самоидентификацию через те или иные потребительские группы («супермаркет стилей»). Чем сильнее коммерциализированное общество давит на человека, тем выше он ценит возможность хоть на минуту выйти из колонизированной повседневности. То есть для взрослых достаточно получить приятное ощущение от самой возможности самоизоляции и снятия социальных ролей (подчиненного, коллеги, мужа, отца семейства и т.д.). Как правило, использовать этот короткий временной промежуток у большинства получается лежа на диване перед телевизором в воскресный вечер.

Для молодежи приватность выступает в качестве «свободы для…», то есть уже не в качестве цели, а лишь средства по достижению чего либо. Ярким примером здесь прозвучит такая категория как «уход от контроля взрослых». Уход ценен не сам по себе (конечно, если родители адекватны и ребенок не страдает в семье), а как способ стать самим собой, выйти на качественно иной уровень. Правильно было подмечено в анализе, что в этом смысле право на частную жизнь имеет особую практическую значимость для молодых.

Означает ли это, что молодежь готова стать «миссионером перемен», раз для нее это так важно? Ответ отрицательный. Молодежь оказалась хитрее (или глупее?) и выбрала совершенно иную тактику борьбы за приватность. В анализе было упомянуто о том, что молодежь практически не различает публичную и приватную сферы.

«Их приватность, она проще, она постоянно выходит в публичность».

Хотелось бы немного глубже поработать с этим тезисом. Далее пойдет очень тонкая материя, настолько, что местами она кое-где рвется и в голове автора, однако требует быть высказанной.

Молодежь действительно создает свои особые миры или пространства публичности для того, чтобы обрести приватность. Парадокс? Только на первый взгляд. Зададим вопрос: зачем человеку нужно право на частную жизнь, какова конечная цель? Чтобы остаться наедине с самим собой. Конечно, это прозвучит раздражающе в разговоре о приватности, но, тем не менее, зададим следующий вопрос – для чего? Для того чтобы уединиться со своими мыслями и лучше разобраться в себе, когда никто не отвлекает. Задать быть может самый главный вопрос – кто я и зачем я? Но такая постановка вопроса требует огромной концентрации внутренних сил и мыслительного напряжения. Наверное, ответить на него получилось лишь у немногочисленного числа просвещенных буддистских монахов. А это единственный, как говорили мудрые, свойственный Человеку вопрос. Поиск ответа на него, как правило, всегда бывает долгим и мучительным. Мучиться, кроме интеллигенции, хочется не многим. Поэтому молодежь нашла самый эффективный способ решения задачи. Если на вопрос трудно ответить, его можно просто не задавать.

Именно в этом, заключалось «бегство от свободы» Э. Фромма. Зачем бороться и отстаивать право на приватность, когда его можно просто растворить в чем-то другом. Абсолютно верно на дискуссии упоминались новые телевизионные реалити-шоу. Зачем самому искать ответы на сложные для тебя вопросы, если их можно вынести в публичное пространство и взять из него готовые ответы. Чтобы соврать – нужно сказать правду, чтобы скрыть – нужно все показать. Подглядывать в замочную скважину куда интересней, чем смотреть в открытое окно. Именно поэтому молодежь стирает грань между приватностью и публичностью. Такой необычный способ защиты. Кутузов тоже сдал Москву, чтобы ее сохранить.

Казалось бы, что это только подтверждает тот факт, что молодежь очень остро нуждается в приватности, пусть даже и использует при этом весьма своеобразные методы. Но как представляется, здесь дело еще немного глубже. От практики растворения публичности в качестве средства, у молодого поколения это перешло в самоцель. Политолог Панарин хорошо описывает такой феномен на примере «человека-досуга». То есть когда досуг, из способа отдыха для восстановления сил, становится целью активности человека.

И здесь хочется поставить принципиальный вопрос, о каком праве на приватность может идти речь в массовом обществе? Осталось ли еще что скрывать, после всех растворений и уловок? Есть ли еще это приватное лицо под всеми масками публичности? Не вросли ли они в кожу, а форма заменила содержание? Опять же напрашиваются ассоциации со статьей Бодрийяра «В тени молчаливого большинства», когда он говорит о современном обществе, как о черной дыре, у которой есть только форма, но нет никакого содержания. Абсолют пустоты, которая находится везде и нигде одновременно.

Можно привести более простой пример. Если человеку хочется поплакать одному, но вокруг множество людей, то он, скорее всего, начнет смеяться, чтобы подавить свои истинные чувства. Но если такая подмена будет осуществляться постоянно в течение длительного времени, то он просто разучится плакать и не сможет этого сделать, даже при желании. Именно на этом принципе строится любая грамотная рекламная кампания. Когда человеку методично внушают, условно, что «лошадь – это на самом деле корова». На первый раз он смеется, на двадцатый он уже задумается, на пятидесятый начинает сомневаться, а на сотый начинает убеждать в этом других. В век «Большого брата», активного использования нейро-лингвистического программирования, колоссальных информационных потоков, стирания пространственных и временных границ с помощью Интернета, становится все труднее отвоевывать право быть самим собой.

Так вот главное и заключается в том, чтобы выяснить есть ли этот внутренний, личностный, человеческий запрос на приватность или уже произошла подмена права на частную жизнь ее имитацией? А коль уж скоро речь заходит о правах человека, то ключевым тезисом будет выступать категория достоинства. Человек, «homo sapiens» в первую очередь существо разумное, мыслящее. И достоинство человека равно мужеству мыслить о самом себе. Это и будет являться максимой права приватности, ее целью и предназначением.

Но сколько людей будут согласны побороться за это право и отстоять его? Бороться за право задавать самому себе трудные вопросы. Не протестовать против скрытых камер и телефонного прослушивания, ради самого акта протеста, а бороться за право на истинное Человеческое достоинство. Единицы. Остальные будут довольствоваться имитацией приватности или имитацией борьбы за нее. Очень показательна в этом плане ситуация с экспертами, которые обозначали в качестве частных лиц одни проблемы приватности, а как профессионалы говорили о совсем других.

Означает ли это, что разрабатывать тему приватности бесперспективно? Отнюдь. Просто нужно правильно расставить акценты. Для «молчаливого большинства» россиян приватность как право действительно слабо актуально. Следуя традиции «не выносить сор из избы» люди, стараются вопросы вторжения в личную жизнь решать или «полюбовно», или «мордобоем». Логика тут проста: если один человек узнал то, что мне бы хотелось сохранить в тайне, то поход в суд, будет автоматически означать, что о моем секрете узнают еще человек двадцать. Поэтому суд остается последней мерой на случай, когда «терять уже нечего».

В такой ситуации, представляется целесообразным, сосредоточить основные усилия на законотворческом процессе. То есть работать для того меньшинства, которое согласно отстоять право на свое достоинство в суде. Отрефлексировать существующие нормы права, предложить пакет законопоправок, инициировать ряд новых предложений с целью, максимально четко прописать механизм защиты права на приватность и сделать его доступным. То есть сосредоточиться на юридической составляющей права на частную жизнь. При продвижении такого законопроекта в России апеллировать придется, прежде всего, к нормам международного права, Декларации прав человека, всевозможным конвенциям, не слишком рассчитывая на активную общественную поддержку. Если такой законопроект будет принят, это можно смело назвать достойным результатом.

Пожалуй, еще одним направлением можно обозначить просветительство. Простое информирование о праве на частную жизнь и возможностях его защиты. Представляется, что наиболее благодатной площадкой для этого может выступить школа, где у ребят еще окончательно не промыты мозги псевдоприватностью. В этом смысле активными акторами продвижения могут выступить учителя.

Наверное, пока стоит поставить жирное многоточие. Данный текст представляет собой скорее попытку общего осмысления проблемы, нежели подробного анализа. Замечания и предложения охотно приветствуются.

© Пермская гражданская палата, издание, 2007

© С.В.Пономарев